Антология - Жемчужины любовной русской лирики. 500 строк о любви. XIX век

Моя любовь – палящий полдень Явы,
Как сон разлит смертельный аромат,
Там ящеры, зрачки прикрыв, лежат,
Здесь по стволам свиваются удавы.

И ты вошла в неумолимый сад
Для отдыха, для сладостной забавы?
Цветы дрожат, сильнее дышат травы,
Чарует все, все выдыхает яд.

Идем: я здесь! Мы будем наслаждаться, —
Играть, блуждать, в венках из орхидей,
Тела сплетать, как пара жадных змей!
День проскользнет. Глаза твои смежатся.
То будет смерть. – И саваном лиан
Я обовью твой неподвижный стан.

Что чувствовала ты, Психея, в оный день,
Когда Эрот тебя, под именем супруги,
Привел на пир богов под неземную сень?
Что чувствовала ты в их олимпийском круге?
И вся любовь того, кто над любовью бог,
Могла ли облегчить чуть видные обиды:
Ареса дерзкий взор, царицы злобный вздох,
Шушуканье богинь и злой привет
Киприды!

И на пиру богов, под их бесстыдный смех,
Где выше власти все, все – боги да богини,
Не вспоминала ль ты о днях земных утех,
Где есть печаль и стыд, где вера есть в святыни!

Я имени тебе не знаю,
   Не назову.
Но я в мечтах тебя ласкаю…
   И наяву!
Ты в зеркале еще безгрешней,
   Прижмись ко мне.
Но как решить, что в жизни внешней
   И что во сне?

Я слышу Нил… Закрыты ставни…
   Песчаный зной…
Иль это только бред недавний,
   Ты не со мной?
Иль, может, всё в мгновенной смене,
   И нет имен,
И мы с тобой летим, как тени,
   Как чей-то сон?..

Мы встретились с нею случайно,
И робко мечтал я об ней,
Но долго заветная тайна
Таилась в печали моей.

Но раз в золотое мгновенье
Я высказал тайну свою;
Я видел румянец смущенья,
Услышал в ответ я «люблю».

И вспыхнули трепетно взоры,
И губы слилися в одно.
Вот старая сказка, которой
Быть юной всегда суждено.

Ты – женщина, ты – книга между книг,
Ты – свернутый, запечатленный свиток;
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый стих.

Ты – женщина, ты – ведьмовский напиток!
Он жжет огнем, едва в уста проник;
Но пьющий пламя подавляет крик
И славословит бешено средь пыток.
Ты – женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звездной,
Ты – в наших безднах образ божества!

Мы для тебя влечем ярем железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся – от века – на тебя!

Знаю я сладких четыре отрады.
Первая – радость в сознании жить.
Птицы, и тучи, и призраки – рады,
Рады на миг и для вечности быть.

Радость вторая – в огнях лучезарна!
Строфы поэзии – смысл бытия.
Тютчева песни и думы Верхарна,
Вас, поклоняясь, приветствую я.

Третий восторг – то восторг быть любимым,
Ведать бессменно, что ты не один.
Связаны, скованы словом незримым,
Двое летим мы над страхом глубин.

Радость последняя – радость предчувствий,
Знать, что за смертью есть мир бытия.
Сны совершенства! в мечтах и в искусстве
Вас, поклоняясь, приветствую я!

Радостей в мире таинственно много,
Сладостна жизнь от конца до конца.
Эти восторги – предвестие бога,
Это – молитва на лоне Отца.

   Ее движенья непроворны,
   Она ступает тяжело,
   Неся сосуд нерукотворный,
   В который небо снизошло.

   Святому таинству причастна
   И той причастностью горда,
   Она по-новому прекрасна,
   Вне вожделений, вне стыда.

   В ночь наслажденья, в миг объятья,
   Когда душа была пьяна,
   Свершилась истина зачатья,
   О чем не ведала она!

   В изнеможеньи и в истоме
   Она спала без грез, без сил,
   Но, как в эфирном водоеме,
   В ней целый мир уже почил.

   Ты знал ее меж содроганий
   И думал, что она твоя…
   И вот она с безвестной грани
   Приносит тайну бытия!

Когда мужчина встал от роковой постели,
Он отрывает вдруг себя от чар ночных,
Дневные яркости на нем отяготели,
И он бежит в огне – лучей дневных.

Как пахарь бросил он зиждительное семя,
Он снова жаждет дня, чтоб снова изнемочь, —
Ее ж из рук своих освобождает Время,
На много месяцев владеет ею Ночь!

Ночь – Тайна – Мрак – Неведомое – Чудо,
Нам непонятное, что приняла она…
Была любовь и миг, иль только трепет блуда, —
И вновь вселенная в душе воплощена!

Ребекка! Лия! мать! с любовью или злобой
Сокрытый плод нося, ты служишь, как раба,
Но труд ответственный дала тебе судьба:
Ты охраняешь мир таинственной утробой.

В ней сберегаешь ты прошедшие века,
Которые преемственностью живы,
Лелеешь юности красивые порывы
И мудрое молчанье старика.

Пространство, время, мысль – вмещаешь дважды ты,
Вмещаешь и даешь им новое теченье:
Ты, женщина, ценой деторожденья
Удерживаешь нас у грани темноты!

Неси, о мать, свой плод! внемли глубокой дрожи,
   Таи дитя, оберегай, питай
   И после, в срочный час, припав на ложе,
   Яви земле опять воскресший май!

   Свершилось, Сон недавний явен,
   Миг вожделенья воплощен:
   С тобой твой сын пред Богом равен,
   Как ты сама – бессмертен он!

   Что была свято, что преступно,
   Что соблазняло мысль твою,
   Ему открыто и доступно,
   И он как первенец в раю.

   Что пережито – не вернется,
   Берем мы миги, их губя!
   Ему же солнце улыбнется
   Лучом, погасшим для тебя!

   И снова будут чисты розы,
   И первой первая любовь!
   Людьми изведанные грезы
   Неведомыми станут вновь.

   И кто-то, сладкий яд объятья
   Вдохнув с дыханьем темноты
   (Быть может, также в час зачатья),
   В его руках уснет, как ты!

   Иди походкой непоспешной,
   Неси священный свой сосуд,
   В преддверьи каждой ночи грешной
   Два ангела с мечами ждут.

   Спадут, как легкие одежды,
   Мгновенья радостей ночных.
   Иные, строгие надежды
   Откроются за тканью их.

   Она покров заветной тайны,
   Сокрытой в явности веков,
   Но неземной, необычайный,
   Огнем пронизанный покров.

   Прими его, покрой главу им,
   И в сумраке его молись,
   И верь под страстным поцелуем,
   Что в небе глубь и в бездне высь!

Губы мои приближаются
   К твоим губам,
Таинства снова свершаются,
   И мир как храм.

Мы, как священнослужители,
   Творим обряд.
Строго в великой обители
   Слова звучат.

Ангелы, ниц преклоненные,
   Поют тропарь.
Звезды – лампады зажженные,
   И ночь – алтарь.

Что нас влечет с неизбежностью,
   Как сталь магнит?
Дышим мы страстью и нежностью,
   Но взор закрыт.

Водоворотом мы схвачены
   Последних ласк.
Вот он, от века назначенный,
   Наш путь в Дамаск!

Три женщины – белая, черная, алая —
Стоят в моей жизни. Зачем и когда
Вы вторглись в мечту мою? Разве немало я
Любовь восславлял в молодые года?

Сгибается алая хищной пантерою
И смотрит обманчивой чарой зрачков,
Но в силу заклятий, знакомых мне, верую:
За мной побежит на свирельный мой зов.

Проходит в надменном величии черная
И требует знаком – идти за собой.
А, строгая тень! уклоняйся, упорная,
Но мне суждено для тебя быть судьбой.

Но клонится в тихой покорности белая,
Глаза ее – грусть, безнадежность – уста.
И странно застыла душа онемелая,
С душой онемелой безвольно слита.

Три женщины – белая, черная, алая —
Стоят в моей жизни. И кто-то поет,
Что нет, не довольно я плакал, что мало я
Любовь воспевал! Дни и миги – вперед!